[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

Глаза Ло Бинхэ прямо-таки сияли раскалёнными угольями, на лице застыло яростное выражение, в каждом движении сквозила мощь, не знающая пощады; Тяньлан-цзюнь, у которого осталась лишь культя правой руки, мало что мог ему противопоставить. Когда Чжучжи-лан наконец смог хотя бы на миг оторваться от Мобэй-цзюня, на него уже жалко было смотреть — на его чешуйчатом теле живого места не осталось. Увидев, в каком положении оказался его господин, он, окончательно потеряв голову, рванулся прямо к нему. В этот самый момент отброшенный демонической энергией Тяньлан-цзюня настоятель Уван отлетел назад, харкая кровью, и великий мастер Учэнь устремился к нему, чтобы подхватить собрата. Видя, что он вот-вот столкнется с Чжучжи-ланом, Шэнь Цинцю метнулся к нему, заслонив монаха собой.

При виде заклинателя в сверкающих золотом глазах Чжучжи-лана мелькнуло узнавание — он тотчас затормозил, едва не потеряв при этом равновесие. Он как раз собирался обогнуть Шэнь Цинцю, чтобы прийти на подмогу к господину, когда его настигла вспышка белого света, и Чжучжи-лан осел, пригвождённый к стене.

Из его груди торчало сверкающее лезвие Чжэнъяна.

Когда Шэнь Цинцю обернулся, Ло Бинхэ медленно отступал. В паре чжанов [9] от него стоял Тяньлан-цзюнь, невозмутимый, как всегда.

Спустя мгновение он упал — но даже это движение было проникнуто благородством.

И что, типа всё?

Вот так просто?

Разум Шэнь Цинцю решительно отказывался принимать подобный исход.

Он сам даже единого удара нанести не успел — ну как они могли так вот просто отдать концы?

Чтобы хоть отчасти выплеснуть раздражение, он от души двинул Шан Цинхуа:

— Эй, разве ты не утверждал, что одолеть Тяньлан-цзюня просто нереально?

— Ну, это было непросто, — проблеял Шан Цинхуа.

— Да кто вообще схавает подобную развязку?

— Слушай, как бы крут ни был злодей, ему не дозволено гнать волну на главного героя — разве это не общеизвестно?

Оглянувшись, они увидели, что из десятка заклинателей, с которыми они прибыли сюда, лишь несколько остались стоять на ногах посреди этой залитой кровью жуткой сцены. Тогда Шэнь Цинцю перевёл взгляд на горемычных злодеев этой истории, мысленно оплакав одного, пришпиленного к стене, словно бабочка в коллекции энтомолога, и второго, валяющегося на полу, будто тряпичная марионетка с оборванными верёвочками.

И он не ощущал ни капли удовлетворения от подобной победы. Чем дольше он об этом думал, тем сильнее это походило на издевательство над стариками и увечными, вроде нападения банды гопников на пару несчастных неудачников, а не на славное свершение…

Ну да, определенно, так и обстояло дело. И как всё могло дойти до подобного? Сила этого злобного гения оказалась воистину далека от ожиданий!

Ло Бинхэ обернулся к нему — на сей раз не запятнанный ни единой каплей крови.

— Хотите убить его? — невозмутимо поинтересовался он у Шэнь Цинцю.

При этом он указывал на Тяньлан-цзюня. Заслышав эти слова, Чжучжи-лан вцепился в лезвие Чжэнъяна, силясь выдернуть его из груди. Во время битвы он лишился немалого числа чешуек на лице и шее, и теперь от его отчаянных усилий из ран заструилась кровь.

С тех пор, как Шэнь Цинцю узнал, что от его рук погиб Гунъи Сяо, у него в душе засела заноза, не дающая ему покоя при мысли о Чжучжи-лане, однако при виде этого жуткого зрелища он не мог не испытывать сочувствия. Пусть Чжучжи-лан успел попортить ему немало крови своими экзотическими методами выражения благодарности, заклинатель отлично сознавал, что по отношению к нему тот и впрямь никогда не питал дурных намерений.

— Погляди, во что они превратились, — вздохнул Шэнь Цинцю, — какой в этом прок?

— Во что превратились? — прохрипел Чжучжи-лан, закашлявшись кровавой пеной, и криво улыбнулся: — А что подумал бы мастер Шэнь, скажи я ему, что тогда, на горе Байлу, он видел мою истинную форму?

Эти слова поразили Шэнь Цинцю, будто гром средь ясного дня.

Что, этот уродливый змеечеловек и есть истинный облик Чжучжи-лана?

— Мой род весьма скромен, — продолжил тот, задыхаясь. — Из-за того, что мой отец был первозданным гигантским змеем, сам я родился получеловеком. До пятнадцати лет я терпел непрестанные насмешки, оскорбления и побои со стороны моих близких, знал лишь ненависть и презрение. Если бы не мой господин, который помог мне обрести человеческую форму, я бы всю жизнь так и провел пресмыкающейся по земле жалкой тварью. — Стиснув зубы, он продолжил: — Цзюнь-шан даровал мне первую возможность стать человеком, а вы, мастер Шэнь — вторую. Быть может, для вас обоих это ничего не значило, но для меня это долг, который я не смогу отплатить даже десятью тысячами смертей… А теперь мастер Шэнь говорит «какой прок?» В самом деле, какой?

— Неразумное дитя, — внезапно вздохнул Тяньлан-цзюнь. — Зачем ты всё это ему рассказываешь?

Валяясь на земле, он всё равно умудрялся являть собой образец царственности — лишь половина лица, разъеденная демонической энергией, несколько портила впечатление.

Уставясь на небо сквозь дыру в своде пещеры, он задумчиво бросил:

— Эти люди придают столь большое значение своему принципу: «Разным родам разные пути [10]», потому-то, как бы близок ни был тебе человек, он предаст тебя не моргнув глазом. Зачем же ты так цепляешься за свою благодарность, не находящую отклика [11]? Что бы ты ни говорил ему, твои слова не достигнут его сердца — тем самым ты лишь испытываешь его терпение. К чему подобные речи?

Отчего-то все погрузились в угрюмое молчание. Юноша с самыми добрыми намерениями, всей душой наслаждавшийся разговорами о любви, обнаружил, что это не более чем коварная ловушка, угодив в которую, он был заточён на невыносимо долгий срок, лишённый даже единого лучика света. И кто после этого скажет, что его ненависть безосновательна? Кто имеет право походя бросить ему: «Просто забудь об этом и живи дальше»?

— Если Ваша Милость и впрямь не питала подобных намерений в прошлом, — наконец заговорил великий мастер Учэнь, — то с нашей стороны было большой ошибкой поверить несправедливым наветам. Но, как говорят, от бедствия не убежишь и не спрячешься, а каждое злое деяние приносит горькие плоды. Рано или поздно каждый неправедный поступок получит воздаяние. — Соединив руки в молитвенном жесте, он продолжил: — Но милостивая госпожа Су решилась принять яд, после чего покинула родные стены, чтобы увидеться с вами — как вы можете после этого винить её в предательстве?

При этих словах Тяньлан-цзюнь застыл, приподнимая голову.

Сердце Шэнь Цинцю также болезненно встрепенулось.